Ромашкин прыснул, но Содомский оборвал неуместный смех одним взглядом.
– Все нужно использовать, – отрезал начальник управления. – Вот ведь? Все Лизку Уланову дурочкой считают, ребятня деревенская из рогаток по ней лупит, нимб сшибают, как говорят, а она Шакильского с того света, считай, выволокла. И Шепелева бы так не управилась. Да и мы в свое время не с ее ли помощью замену тому же Шепелеву нашли?
– Ты считаешь, что Шепелева можно было кем-то заменить? – скривила губы Маргарита.
– Мы не Шепелева меняли, а парня искали на освободившуюся должность инспектора, – повысил голос Содомский, сверкнув глазами, и Дорожкин подумал, что его начальники стоят друг друга. – А Шепелева другого нам и не надо. С ним тоже забот хватало. У Дорожкина, кстати, свои таланты. И главный из них, как я понял, отыскивать приключения на собственную задницу.
– Пикник устроили, – хмыкнул Ромашкин. – Что-то не везет нам в последнее время с пикниками. А подальше куда не могли забраться? Вот и нашли приключение… на три задницы!
– Ты нашел бы хоть на одну свою, – оборвал Веста Содомский. – А талант Дорожкина, – Содомский поморщился на слове «талант», – следует использовать. И приглядывать за ним, как за липкой бумагой для ловли мух.
– Речь идет об очень крупной мухе, – предупредила Маргарита.
– Вот и следи, – прошипел Содомский и ударил ладонью по столу. – Пока все. Ромашкин, получи оружие у Кашина. И не перекидывайся без нужды, а то задавят, как котенка.
– Зайчика, – заметил Дорожкин, – в розовых штанишках.
– Зайди, – коротко бросила Дорожкину Маргарита.
– Допущен в святая святых? – ехидно прошептал на ухо Дорожкину Ромашкин и тут же схлопотал от Маргариты звонкий щелчок по лысой голове.
Кабинет Маргариты, в котором Дорожкин оказался впервые, наверное, ничем его удивить не мог, разве только цветом, но именно цветом он его и удивил. Отчего-то сразу вспомнился белый кабинет доктора Дубровской. Кабинет Маргариты Дугиной был черным. Потолок его был черным, стены черными, причем матовыми, не дающими отблеска. Пол тоже был черным. Даже коврик у двери изображал черный квадрат. Окно на треть перекрывала черная рулонная штора. По правой стене стоял черный кожаный диван, на котором валялся черный плед. По левой – черный стол и пара черных стульев. Единственным белым пятном была папка на столе.
– В черной-черной комнате стоит черный-черный гроб, в черном-черном гробу… – начал бормотать Дорожкин, но Маргарита оборвала его. Растопырила перед лицом пальцы, сбросила с плеч куртку, показала рукой на стул, пробормотала задумчиво:
– Значит, влюбился?
– Кто? – не понял Дорожкин.
– Даже нет. – Она словно гадала. – Скорее, и был влюбленным, но прозрел только что. Недавно. Вылупился. Ладно. Плевать. Хотя хотелось бы взглянуть… Вот. Взгляни.
Она раскрыла папку и двинула ее Дорожкину. Он развернул ее к себе лицом. На желтоватом листе было выведено: «Дорожкин Евгений Константинович».
– И давно? – растерялся Дорожкин.
– С первого дня, как ты здесь оказался, – ответила Маргарита, прикуривая сигарету. – И больше ничего. Только это. Я, конечно, работаю с Содомским, Ромашкиным, забот хватает. Знаешь ли, всевозможная мерзость не дремлет, но с точки зрения папки у меня, кроме тебя, никакой работы нет.
– И зачем вы это мне говорите? – спросил Дорожкин.
– Чтобы ты знал, – ответила она, с нескрываемым интересом вглядываясь в лицо Дорожкина. – Ты же хочешь все знать, все понимать, все объяснять? Так знай. Ты – моя работа. Не бойся, пасти не буду. Много чести.
– Спасибо за доверие, – кивнул Дорожкин. – Это все?
– Что у тебя в папке? – спросила Маргарита. – Я так поняла, что ты с нею теперь не расстаешься?
– Так удобнее, – полез в сумку Дорожкин. – Вот тут у меня…
Он удивленно замер.
– Имя Колывановой исчезло…
– Значит, там, на поляне, ты видел ее убийцу, – объяснила Маргарита. – А кто есть?
– Шепелев, Козлова Алена… – Дорожкин пригляделся к последней записи, которая обрела уже привычный облик задания, – …Уланова Вера.
– Содомский прав, – удивленно заметила Маргарита. – Насчет поиска приключений талант у тебя несомненный. Значит, получается, что дочка у Лизки Улановой все-таки была?
– Она говорит, что и есть, – пожал плечами Дорожкин.
– Она много чего говорит, – прищурилась Маргарита, посмотрела в окно, которое казалось прорезью из бездны на белый свет. – Придется, чувствую, тебе заделаться архивариусом. А там и до археологии докатишься. Вот еще хорошая профессия – эксгуматор. Но не слишком популярная на нашем кладбище. Или обойдемся почетной должностью краеведа? У Козловой дома был?
– Был, – кивнул Дорожкин. Несколько запаздывающее в этот раз напряжение, что обычно охватывало его при виде Маргариты, снова ударило в голову.
– В комнату заходил?
– Заходил, – опустил глаза Дорожкин.
– И не спрашиваешь ни о чем? – В ее голосе слышалась насмешка.
– Жду углубленного инструктажа, – пробормотал, стараясь успокоиться, Дорожкин. – Да и…
– Да и? – повторила Маргарита.
– Я логист, – постарался говорить твердо Дорожкин. – А логист обращается за помощью только тогда, когда самостоятельно не может сдвинуться ни на миллиметр. А это случается крайне редко. Да и не хочется спрашивать. Я ответов боюсь.
– Правильно боишься, – потушила сигарету об стол Маргарита, и Дорожкин понял, что столешница вырезана из черного камня. – Иди, Дорожкин, работай.
С Мещерским Дорожкин столкнулся в шашлычной. График сидел в дальнем углу и с самым мрачным выражением лица поглощал тройную порцию шашлыка. Дорожкин кивнул Угуру, который мусолил за стойкой баранку, и подошел к Графику: