Вакансия - Страница 67

– А назначение бывает разным, – расплылся в улыбке Ромашкин.

– Надеюсь, – Дорожкин приложил к лицу маску, – среди охотниц нет каннибалок?

– О, – развел руками Адольфыч, – ты, Евгений Константинович, недооцениваешь женскую фантазию.

– Прекратите меня пугать, Вальдемар Адольфович, – попросил Дорожкин. – Так я вообще никогда не женюсь.

– И останешься счастливым, – процедил Марк Содомский.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Фим Фимыч и толкнул Никодимыча, который никак не мог разобраться с выделенным ему костюмом. – Вот скажи, Никодимыч, если бы ты был ростом с Павлика, ты бы все равно боялся Марфу или нет?

– Дело не в размере, – вздохнул Никодимыч, – дело в неотвратимости.

– Ну все, – скомандовал Адольфыч. – Отделение! По росту стройсь! Равняйсь! Смирно! Вольно.

Дорожкин хмыкнул. В этом строю он не был последним. Правда, меньше его ростом оказались только Фим Фимыч и Никодимыч, но все-таки.

– Дорогие мои, – сделал серьезное лицо Адольфыч, – уже традиционно мы предоставляем нашим дамам возможность поохотиться на серьезную и… – Адольфыч перевел взгляд на все еще меряющихся ростом карликов, – ценную дичь. У них четыре маркера, каждый из которых стреляет краской своего цвета. Таким образом, если нам и суждено стать добычей одной из прекрасных Диан, споров об их приоритетах в праве обладания поверженными мы счастливо избежим. Не принимайте нашу игру слишком всерьез, но и не расслабляйтесь. Сигналами о начале и окончании игры будет выстрел из карабина Николая Сергеевича. После первого мы удаляемся в лес…

– Убегаем, – озабоченно заметил Фим Фимыч.

– Через десять минут за нами идут дамы, – продолжил Адольфыч.

– Обязательно, – прокашлялась Марфа.

– После второго выстрела игра закончена, – хлопнул в ладоши мэр. – Уцелевшие смогут вернуться к столу и получить призовые бутылки хорошего коньяка. Обычно игра длится около часа-полутора, заканчивается тогда, когда все ее участницы сочтут, что охота уже доставила им удовольствие.

Дорожкин перевел взгляд на четверку охотниц. Маргарита была погружена в себя, Марфа корчила рожи Фим Фимычу и Никодимычу, Екатерина Ивановна слушала Адольфыча, Валерия возбужденно прикусывала губу.

– Николай Сергеевич? – повернулся к Кашину Адольфыч.

Кашин поднял над головой карабин и нажал спусковой крючок. Из ствола вырвался сноп пламени, громыхнул выстрел, и в следующее мгновение в чаще что-то затрещало, над окраинными осинами взметнулась сосна, над нею взлетело что-то тяжелое и упало в полусотне шагов от навеса и от стола. Это был человек.

– Класс! – восхищенно взвизгнула Лера.

Адольфыч напряг скулы и медленно пошел вперед. Остальные двинулись за ним.

– Баба, – крякнул Фим Фимыч.

Полная, рыхлая женщина лежала на животе, с вывернутой назад рукой. Одежда на ней была разодрана в клочья, на исцарапанной спине виднелась рана с подтеком засохшей крови.

– Насквозь били, – заметил Содомский и тут же засопел, зашевелил ноздрями, сузил взгляд.

– Да нет уже никого рядом, – почти спокойно проговорил Адольфыч. – И на веревке, что лопнула, наговор был с отсрочкой. На сильный хлопок. Уймись, Марк. Раньше надо было нюхать. Теперь землю рыть и камень грызть надо.

– Месяц уже роем и грызем! – прошипел Марк.

– А не полгода ли? – нахмурился Адольфыч и почему-то посмотрел на Дорожкина. – Ну-ка, Фима.

Карлик закряхтел, подошел к мертвой, положил руку на рану и через секунду с сожалением причмокнул губами:

– Поздно. Вчера еще преставилась, не выкликаешь. И наговор потерся уже, по уму все наложено. А ведь силен, озорник. Чтобы этакий бройлер подбросить, кустиком не обойдешься, а подобающую сосенку согнуть – тут и с десятком Павликов не управишься. Ну или пятком, если по изнанке мерить.

– Да, с вечера заряжена была, – согласился Содомский и, окинув взглядом выстроившихся вокруг тела, тоже задержался на Дорожкине. – Вот и поохотились. А ну-ка.

Он снова согнулся, подхватил мертвую за плечо и рывком перевернул ее на спину. Дорожкин узнал телеграфистку. Глаза ее были вытаращены, лицо искажено ужасом. На груди, залепленная песком, зияла рана, отголосок которой все видели и на спине.

– Насквозь, – повторил Содомский и посмотрел на Марфу. Та стояла полузакрыв глаза.

– Финита ля комедия, – крякнул Фим Фимыч.

Маргарита подняла маркер и выстрелила в Дорожкина. Удар был болезненным, Дорожкин едва не согнулся, но устоял, стиснув зубы. На животе растеклось пятно желтой краски. Дорожкин с недоумением посмотрел на Маргариту, она мрачно усмехнулась:

– Хоть душу отвести. Не спи, парень. Взбодрись.

Шепелева подбросила маркер в ладони, посмотрела на присевшего от ужаса Никодимыча и бросила оружие на стол.

– Не боись, Никодимыч, – приободрил приятеля Фим Фимыч. – После свистка по воротам не бьют. Если только так… по субординации.

– А был свисток-то? – прищурилась Маргарита.

– Николай Сергеевич? – словно очнувшись, посмотрел на начальника полиции Адольфыч.

Кашин прокашлялся, стянул с плеча карабин и снова направил его в небо. Валерия с визгом зажала уши. Громыхнул выстрел, но второго тела из леса не появилось.

– Охота отменяется, – виновато развел руками Адольфыч. – Праздник – нет. Марфа, надо бы присмотреть за деревней.

– Чего ж не присмотреть, пока гляделки над лесом не взлетели, – выговорила Марфа.

– Надо все обсудить, – неожиданно жестко проговорила Екатерина Ивановна. – Жду тебя у Сергея.

– Обязательно, – кивнул мэр, и Дорожкин понял, что еще неизвестно, кто кого опасается больше – Адольфыч неведомого Сергея или Сергей Адольфыча.